Пришла беда, откуда не ждали

У бывшей издательницы журналов Time Out ,«Собака.ru», а также   бывшей супруги Бориса Белоцерковского прокуратура требует отнять пригородный дом в элитном Курортном районе Петербурга. 

Заявление зарегистрировали летом 2023 года. В числе ответчиков также и сын Белоцерковского.

Торговцы загородной недвижимостью называют поселки Репино, Комарово и Солнечное, расположенные внутри административных границ Петербурга, «золотым треугольником».
Неудивительно, что и земля здесь самая дорогая на всем российском Северо-Западе.

В соответствии с иском, в 1999 году некоторая М. С. Сахарнова попросила у администрации Курортного района признать за ней построенный ей дом в населенном пункте Репино. Дом находится на земельном участке, который в настоящий момент закреплен за Никой и сыном Бориса Белоцерковского.

Интернет знает только одну М. С. Сахарнову, связанную с Курортным районом — Марину Сергеевну. Если это она, то идет речь о бывшей сотруднице городского парламента, а позже секретаре Санкт-Петербургской избирательной комиссии (ГИК).

По завершении политической карьеры Сахарнова вышла замуж за своего одноклассника и жила с ним в Финляндии. Бывшая секретарь Горизбиркома часто приезжала в Петербург помогать сестре ухаживать за больной матерью. Судилась с дочкой за наследство, но это уже совсем другая история.

Почему Марина Сергеевна судится?

В 2000 году Сахарнова купила эту землю за 4 486,77 руб. Но почему-то решение о том, что Сахарнова — новая хозяйка этой собственности, чиновники не оформили. Прокурор пишет в иске, что это нарушение.

В 2001 году участок купила Белоцерковская. 

Во главе управления в те годы стояла Нина Кукурузова. В своё время она руководила банком «Санкт-Петербург», акциями которого владеет сам Путин. Также Кукурузова, скорее всего, замешана в узаконенном воровстве дорогих государственных участков в Курортном районе, о чём писали СМИ.

Затем блогер приобрела у города соседний участок (590 га) за 8 397,88 руб. Для этого было издано распоряжение Территориального управления Курортного административного района Петербурга, которым тогда уже руководил нынешний губернатор города Александр Беглов. 

Истец отмечает, что в архиве нет необходимого для сделки решения комиссии по эффективному использованию объектов недвижимости Курортного района, результатов натурных топографических работ, согласования Управления застройки города Комитета по градостроительству, а также квитанции об оплате.

В 2005 году Белоцерковская за 145 032,44 руб. купила ещё один участок (2 766 кв. м), расширив владения. Прокурор пишет, что это надо было делать на торгах. Торги не провели, и также в регистрационном деле нет квитанции об оплате.

Описывая дальнейшие трудности, как Белоцерковская боролась за этот участок, прокурор делает вывод, что всё это было незаконно, и все это надо у Белоцерковской вернуть обратно.

Белоцерковская в настоящее время уехала из России. Предварительное судебное заседание о земельных участках, оформленных Белоцерковскими в обход закона,  прошло 14 ноября 2023 года.

***

Однако понятно, что неспроста Боря так тесно дружит с Ксенией Собчак и нахапано там было в свое время немало.

На всякий случай пусть приготовится и подружка Шеляговой Ирина Оганова, ее историческая усадьба в Репино тоже в свое время была оформлена вееееесьма незаконно.

После реставрации дом в Комарово искусствоведа Ирины Огановой выглядит как в 1906 году – восстановлены и бельведер, и деревянный декор на окнах (ранее дача Г. И. Сандина)

Будет ли прокуратура расследовать и это - покажет время.

А мы с вами пока наслаждаемся процессом, и , под чашечку вкусного кофекофе перечитываем Никин задорный бред а-ля Хлестаков свежими глазами. 

А вот что рассказывала Татлеру об Репино в свое время Ника.

Ника, Татлер,  "жопа дракона" и "суп в кастрюльке прямо на пароходе  из Парижа".

"Утро в сосновом лесу"

«Ты должна начать текст с того, что приехала ко мне в восемь утра. Я уже пробежала пятнадцать километров, была свежа и ждала твоего звонка. Накрашена и завита, в доме пахло яблочным пирогом, который я испекла любимому мужу Борису. К обеду предполагалась утка с черносливом. Собственно, так я и живу изо дня в день. Дальше я должна посетовать на то, что качество одежды в последних коллекциях сильно упало, достать что‑то из гардероба, ужаснуться китайским молниям. Тут же восхититься, какой эффектный red carpet «сделала» моя подруга — да‑да, она именно так и говорит: «Я сделала такой red carpet!» Потом окончательно перейти в мой любимый жанр «богатая сиротка» и начать жаловаться на молодое поколение, которое навставляло себе сисек и не может отличить крокодила от бегемота. А мы, ветераны, в «гермесе» на ощупь понимали, где крокодил индийский, а где кенийский».

Три часа дня. В джинсах и клетчатых рубашках а‑ля канадский лесоруб мы сидим на полу в просторной ванной комнате дома Белоцерковских в Репино. Большие деревянные окна экологично выходят на сосновый бор, залитый не по‑питерски щед­рым солнцем. Ника и вправду накрашена и завита — Tatler только что закончил съемку. Однако пирога и утки в поле зрения нет. Как, впрочем, нет Бориса и кого бы то ни было из домочадцев. Все гуляют. Мы жирно мажем черную икру из банки на белый батон из магазина «Репа-маркет». Кавьяр без пенициллина («Ты знала, что в икру добавляют пенициллин, чтобы она лучше хранилась?») ее близкому другу Сергею Шнурову исправно дарят поклонники, а он передаривает черное золото Нике — в те редкие дни, когда она приезжает в Репино.

Дом сначала был создан по проекту финской «Хонки», но потом, по мере роста семьи, достраивался

К поселку на берегу Финского залива, бывшей Куок­кале (у Беллы Ахмадулиной даже есть стихотворение «Наслаждение в Куоккале»), из Питера ведет проект века — грандиозно сконструированный Западный скоростной диаметр. Над шоссе под наклоном нависают футуристические фонари, и угрожающий пейзаж Ника называет не иначе как «в жопе у дракона». Здесь, на удобно устроенной даче «Пенаты», жил и был похоронен автор страда­ю­щих «Бурлаков на Волге» художник Репин. А соседнее Комарово названо не в честь комаров, что было бы логично, а в честь академика Владимира Леонтьевича Комарова, отдавшего всего себя генезису флоры. В Доме творчества кинематографистов была знаменитая баня, где парился весь «Ленфильм». У Германа-старшего в Куоккале имелось приусадебное хозяйство, и на вопрос «Не боитесь ли, что вам больше не дадут снимать кино?» непростого характера режиссер неизменно отвечал: «Не боюсь — я продам дачу». Что дает некоторое представление о стоимости местных соток.

Впрочем, свои первые десять соток (сейчас их в десять раз больше) Вероника купила в 2001 году за скромные десять тысяч долларов.

Девочек из хороших питерских семейств возили на берег Финского залива загорать в дюнах и дышать почти заграничным воздухом. Белоника не делает вид, что ее тоже вози­ли. В нее встроен радар, безошибочно улавливающий пошлость и притворство. «Я телка из рабочих районов. Бабушка с дедушкой жили в красивом доме на углу Некрасова и Маяковской, а после смерти дедушки бабушку выселили куда‑то между станциями «Пролетарская» и «Ломоносовская». Завод «Большевик» и завод «Пролетарский»... Путь мой был тернист, жизнь меня побросала — и не буду врать, что бросала она меня между Эрмитажем и Русским музеем, хотя хотелось бы».

На стене — картина Ана­толия Белкина «Рыба». Фарфоровая скульптура и книги — постоянные герои Белоникиного Instagram

Финского залива в детстве не было еще и потому, что родителям было на Нику слегка наплевать. 

Ника Белоцерковская (справа) в детстве с отцом и сестрой
 

Зато случалось — и это знают все последовательницы ее культа — лето у бабушки в Одессе. Бабушка служила главврачом мясокомбината и имела достаточно филе миньон, чтобы накрыть классический одесский стол.

В начале двухтысячных муж близкой подруги организовал в Питере представительство «Хонки» — финского генератора срубов. «Я тогда работала в рекламном агентстве, была эффективным менеджером. Помню, Борис зашел в мой кабинет и был поражен: передо мной лежали проекты и графики доставки мебели. Такой план захвата Кронштадта. Я твердо решила, что 2002 год мы должны отмечать здесь. Потому что хотела деревянный дом, чтобы пахло дровами, камин, собак — в общем, рекламу кока-колы. Большая семья, все орут, страшно друг друга любят — то, чего в жизни практически не бывает, но что очень хочется иметь и что хорошо выглядит в телевизоре». Дом действительно построили за полгода.

В канун 2002 года кокаколовая семья Белоцерковских собралась за столом. Все как Ника загадывала. Первый залп курантов, миллисекунда — и из Лос-Анджелеса раздает­ся звонок свекрови Зои Яковлевны, эталонной еврейской мамы, которой сейчас девяносто четыре и она водит автомобиль в жабо и изумрудных серьгах. «Я не успела загадать ни одного желания. Сколько били часы, столько надрывался телефон. В голове у меня было только одно: «Твою ж мать!» В тот момент я поняла, что обожаю Зою Яковлевну и у меня наконец появилась настоящая семья. А все предыдущие браки — это была жалкая репетиция. Даже не генеральная».

Ника Белоцерковская в гостиной. Окна выходят в сосновый бор. Ощущение, что вокруг ни души

Семья разрасталась, сотки докупались, дом решено было достроить. Начатый финнами проект подхватил звездный в те времена питерский архитектор Курочкин. Вспоминая его, Ника «делает лицо», и я понимаю, что в тот раз навыки эффективного менеджера ей не помогли. «Когда стройка закончилась, я посмотрела на все трезвым взглядом и рассказала Курочкину историю о том, как одни хорошие люди в Москве после окончания стройки сожгли архитектора в камине». К счастью, это шутка.

Нет, она очень любит свой дом — потому что идея была именно в том, чтобы в своей нелепости он был немного хоббитовским.

 Чтобы газон на крыше, изразцы, длинные коридоры с низкими сводами, как в старых пивоварнях, окна-иллюминаторы. Как американские дачи в секвойях — тогда это казалось экологично, правильно, современно. Но были моменты, которые архитектор Курочкин не учел. Например, огромное выпуклое стекло по цене миллиард за квад­ратный сантиметр Ника заказывала пять раз. Ровно через месяц раздавался хруст и по стеклу ползла трещина. «Кажется,­ мы снова переходим к жанру «богатая сиротка», — смеется Белоника.

Она словно злится на свое Репино, но все равно очень любит, потому что чувствует главным домом именно его — а вовсе не виллу с чудесными цветами на голубых стенах в лазурном Кап-д'Ай. С питерской квартирой тоже не сложилось, хотя там красивейший вид на Летний сад и Троицкий мост. Последний раз Белоника была в своих городских апартаментах шесть лет назад. «Семья у меня большая, и есть не такие зажиточные подруги, которые иногда там живут. Сейчас я по идее должна сказать, как прекрасно одеты мои домработницы». — «То есть когда на свитере Brunello Cucinelli появляются первые катышки, ты отдаешь им?» — «Да, все происходит именно так».

В коридоре со сводчатым потолком расположена обширная семейная библиотека

Каждый год двадцать второго декаб­ря Белоцерковские приезжают на дачу. «В связи с тем, что дети учатся...» — начи­нает Ника. «Говори прямо: в связи с тем, что ты раскидала их по интернатам». — «Ну конечно, я раскидала их по интернатам. Ведь я их люто ненавижу, они меша­ют мне лежать на кушетке и фейстьюнить фотографии, чтобы потом залить их в Instagram. Это и есть мой основной вид деятельнос­ти».

­Взращенным в британских интернатах детям (у Белоцерковских на двоих пятеро — один Ники, два Бориса и двое общих) в Репино очень нравится. Потому что современным детям нравится везде, где есть вай-фай. Пытается ли Белоника ограничить доступ чад к приборам первой необходимости? Нет, давно перестала. Можно лить слезы и вспоминать, как ты под одеялом с фонариком до трех ночи читала «Двух капитанов» и родители тебя ругали. Но она на их месте и сама бы с удовольствием сидела на каком-нибудь порно­канале в качестве альтернативы Алексею Толстому.

«Недавно была история, которая меня потрясла. И если бы я снимала кино, как мне советует Рената Литвинова... Да‑да, она мне сказала: «Ника, вы будете счастливы, если будете снимать кино». Кому верить, если не ей? Я чуть не упала в обморок — наконец‑то я буду счастлива... Так вот: если снимать кино про новый мир, то начать можно с этого эпизода. В Италии мы заехали на заправку. Моя подруга Елена Крыгина однажды сказала: «У меня никогда не будет мужа-итальянца, потому что от них рождаются итальянские дети». С итальянскими детьми можно справиться только с помощью бейсбольной биты. Паркуемся, и ровно в эту секунду заруливают два автобуса с детьми. Я говорю, что ни в коем случае не пойду внутрь, потому что будет ад. Мы все-таки заходим, а там стоит абсолютная, гробовая тишина. Пятьдесят детей едят пиццу молча, и только одна девочка — мы решили, что у нее села батарейка, — не сидит в телефоне. Слышно, как летают мухи. Мир будущего. В последние пять лет компании в ресторанах общаются меньше, потому что все в телефонах. И только какие‑то бронтозавры вроде Миши Фридмана... Ох, пошел такой легкий неймдроппинг...»

Редкий случай, когда стол на террасе не накрыт. Но любимые цветы хозяйки повсюду

Я не удивлюсь, если когда-нибудь Белоника все же решит стать счастливой по заветам Ренаты и снимет полный метр. ­Делает же она атмосферные видео для Instagram. Вот и госпожа Свиблова — а у Ольги Львовны нюх на все свежее и прогрессивное — предложила Белонике в 2017 году сделать выставку в Доме фотографии. Хочет вместе с отпечатанными снимками показать ее видеоролики. Считает их живыми фото.

Но пока Ника целиком и полностью увлечена фотоделом. «Ольга Свиблова меня мотивирует. Я знаю, что она искренняя в своей страсти — никогда не обманывает. Мы же с тобой все понимаем про современное искусство. Я общалась с огромным количеством галеристов. Они Пигмалио­ны. Феерический уровень цинизма. Все хотят немедленно начать заниматься мною, не видя ни одного моего снимка, кроме Instagram, — потому что богатая, потому что медийная. А для меня фотография — серьезная внутренняя история. Еще три года назад со своими возможностями и связями я могла бы стать придуманным великим фотографом. А сейчас я, знаешь, вошла в тот возраст, когда не хочется никому ничего доказывать. Когда можно для себя — хорошо и честно. Не хочется испытывать постоянно синдром самозванца. Есть множество примеров куп­ленного успеха, и никакого уважения во мне они не вызывают».

Она много снимает, нервничает, старается, чтобы было «внутреннее обогащение, расширение собственной библиотеки». ­Недавно ездила в Японию со Стивом Маккарри. Фотожурналист прославился снимками из горячих точек, главный из которых — афганская девочка для обложки National Geographic. Маккарри многому ее научил. «Я безумно благодарна ему за уверенность в себе. Знаешь, всегда думала, что я не только полное говно, но и самое главное говно. А вот сейчас была на Photo London и, с одной стороны, расстроилась, а с другой — обрадовалась. Обрадовалась, когда поняла, что я точно не говно, по крайней мере не главное. Удовольствие же получаю только от галерей, которые торгуют старыми фото. Новое — это совсем какой‑то вымученный арт или провокация. Мухи на причинном месте или небанальные, так сказать, композиции – без куратора, который стоит рядом и объясняет, что задумал художник, это не работает».

Она много раз называла себя спринтером, который загорается, влюбляется, достигает, бросает или передает в надежные руки, загорается новым. Но на самом деле не так — главные ее проекты поддерживают равномерную температуру кипения. «Собака», интернет-магазин, книжки, встречи с читателями. Последним был презентован объемный труд о десертах, озаглавленный «Не слипнется». Белоника думала, что за полчаса раздаст все автографы — и свободна. Что популярность неизбежно должна теряться. Что если ее интерес к кулинарии поугас, люди тоже потеряют к ней интерес. Но не было ни одной презентации, которая бы длилась меньше трех часов. «Как можно стоять три часа в очереди, чтобы подписать книгу, я не понимаю. Хотя... Я же снимаю венец безбрачия. Ты знаешь, что я на полном серьезе пишу пожелания на книгах — многие потом приходят и благодарят. Одна девушка вот поступила в институт. В этом году пришла и попросила выйти замуж. Надеюсь, в следующем придет и потребует ребенка. Я вообще считаю, что это надо превратить в отдельный бизнес: сидеть и подписывать открытки».

А вот свою кулинарную школу она бро­сила. Приняла в ноябре на Сицилии последних курсисток и закрыла лавочку. Занятия длились три нескончаемые недели. Вместо положенных десяти человек в группе было пятнадцать. Как остроумно заметили три ветерана Белоникиных курсов: «Господи, Ника, как хорошо, что они не знают, какая ты можешь быть! Сиди там в уголочке — мы тебя прикроем». Всю сицилийскую школу она просидела в уголочке — а так нельзя. Потому что люди едут за счастьем, а она не могла его дать. Она же продавец мечты, бурраты, моря. Ей стало дико стыдно. ­Поняла, что пора ­перезагрузиться.

По этой же причине она так и не решилась открыть ресторан. Ну не может она быть заезжей звездой — удивилась даже, когда ее друг Андрюша Малахов сказал, что с Белоникой фотографируют­ся больше, чем с ним. «За свою жизнь я была на миллионе кухонь. Это тяжелейшая физическая работа. Поэтому так мало женщин-шефов.­ Если же ты не делаешь все сам, будет реально плохо: тебя будут справедливо ругать, и ты будешь страдать. Ресторан — история про монотонность, день сурка. Одни и те же рецепты, продукты. Поменял два блюда в меню — невероятное событие».

Пробовала стать дизайнером. Летящие клетчатые платья, юбки в пол, бежевые шарфы из дорогущего кашемира — для тех, кто хочет одеваться как Белоника. Говорит, что поддалась «алчности, жажде наживы, любви к тканям Loro Piana». Что ей надое­ло покупать в лондонском Dover Street Market марку Daniela Gregis по три тысячи евро за платье. Поэтому решила сама стать Даниэлой. Но, столкнувшись «с секретами и тонкостями мастерства», быстро потеряла интерес. Вещи получились симпатичные, все пищат от восторга, но заниматься этим всерьез...

Хозяйка питерской рези­денции не ведет телепрограмму и не шлепает свой порт­рет на упаковки салата. «Понимаешь, жизнь, как мы знаем теперь, после сорока, не такая длинная. Коридор не бесконечен, и не хочется себя на мышиную возню тратить». Даже инстаграм ее стал менее острым и провокационным. Все меньше #вопросовкмирозданию, все больше подсолнухов в вазах, божественных помидоров с рынка в Сен-Тропе и #кофекофе с корсиканцами. «Это ведь история про взаимообмен. В какой‑то момент хочется быть раздражительной, дерзкой. Но сейчас я смотрю на общее настроение вокруг. Агрессии столько!.. Если раньше я открывала кран и оттуда текло тонкой струйкой, то сейчас срывает резьбу и льются тонны пакости. Мне не хочется добавлять, я стараюсь никого не трогать — из какого‑то человеколюбия».

Лошадь Ника купила вместе с Ульяной Цейтлиной в состоянии обоюдного помутнения в деревне антикваров в Провансе

Нет, она, конечно, не удержалась — выкрикнула на церемонии «Собаки»: «А Собчак беременна!» И конечно, этот выкрик, а также прилюдный поцелуй беременного живота главной российской childfree с бездетным пока ведущим Малаховым сделали премии неплохой рейтинг. 

Но это скорее так, по привычке. Ксения жутко обиделась на ремарку, но сперва обиделась Ника — разве не досадно, когда близкая подруга рассказывает сенсацию сначала «Коммерсанту», а потом уже тебе? «Знаешь, это как если бы тебя надули в покер. Вот ты сидишь с каре из тузов, а человек остановился на валетах, и ты все продул. Ксения, конечно, помимо своих многочисленных талантов еще и прекрасная актриса. Она никогда не попросит яблоко напрямую. Если есть хотя бы один процент вероятности, что могут отказать, она сначала припомнит все нанесенные обиды, а потом уже, когда тебе стыдно, ты отдашь ей все. Я, с одной стороны, восхищаюсь, а с другой ужасаюсь. Ксюша великая. Я вот жду, когда она станет нашим президентом. Тогда я первая возьму в зубы паспорт и побегу к финской границе, чтобы больше сюда не вернуться».

Питерская церемония проходила в цирке Чинизелли, который наконец открылся пос­ле капремонта. Белоника в Louis Vuitton выступала в образе хозяйки шапито. Она довольна тем, как все прошло, но недовольна зрителями, многие из которых сфотографировались на прессволле и исчезли. Оставив в зале нефотогеничные пустоты — мне ли, редактору журнала о светской жизни, не знать эту милую особенность глянцевого серпентария? «Слушай, наверное, изменились морально-этические правила. Но это неуважение к своему городу, людям, которые реально заслужили награды. Вот ты купила платье Gucci, пришла, сфоткалась и побежала с подружками в «Кококо» обсуждать, у кого какие морщины, кто с кем, кто кому сколько дает или оставил. Ну неправильно так, нельзя».

Мой «Сапсан» через три часа, но Ника посылает меня именно что в «Кококо» к ­Матильде Шнуровой пробовать «Завт­рак туриста» — перловку с мясным тартаром от своей по‑хорошему одержимой подруги. Перед уходом я интересуюсь: «Как бы ты сейчас охарактеризовала свое внутреннее состояние?» — «Я в фазе внутреннего кризиса. Хорошо про это сказал мой муж Борис Григорьевич: «Ты единственная из знакомых мне взрослых людей, кто любит сидеть на полу». Я ненавижу слово «инфантильность», никакого отношения ко мне оно не имеет, но это история про то, что пора научиться красиво сидеть на стуле. С большей солидностью. А я люблю на полу. И хочу как можно дольше сидеть именно там».